‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Вечная мерзлота

Из цикла «Капельки вечности».


Из цикла «Капельки вечности»

В далекой Якутии, в Мирном, как только прилетел с материка, меня поселили в гостиничный номер к литовцу Геннадию. Конечно, он не был Геннадий по паспорту, а был какой-нибудь Гедиминас. Но представился он Геной — высокий, красивый, с открытым лицом, приехал он на край света с мешками, в которых лежали белые свитера с черным трафаретом волка. Было это в перестройку, в самом конце восьмидесятых годов. А он был «кооператор» — так тогда называли ихнего брата. С этими волчьими свитерами он уже успел объехать весь Союз. Многое повидал, немало заработал. Бывало, его били, иногда приходилось бить самому — никогда купеческое дело на Руси не было спокойным да безмятежным, и уж тем более не было оно таким в эпоху крушения советской империи… Дома беременная жена с наемными работниками (тогда он об этом еще говорил с опаской) шили эти самые свитера — а он их развозил по всей огромной стране, доживавшей свои последние недели и месяцы. Его «волков» можно было увидеть в Екатеринбурге и Красноярске, Иркутске и Якутске… Народ хватал все новенькое — хоть с волком, хоть без волка… А Гедиминас богател и приговаривал: «Вот представь — я без высшего образования, а все равно директор?!»
Нравился мне Геннадий. Когда пьяные местные резали армянина (тоже кооператора) из соседнего номера, он первый прибежал туда на крики о помощи и своим грозным видом напугал двух налетчиков — они сразу выпрыгнули в окно с первого этажа. А вечерами Геннадий вместе со своим младшим другом и помощником Артурасом (а по-нашему просто Артуром) пропадали в единственном ресторане — расслаблялись после тяжелого трудового дня. Пили коньяк и водку с русскими и украинцами, алмазодобытчиками. Когда два литовца собирались вместе в нашем номере и говорили на своем родном языке, мне становилось с непривычки неуютно. Жена Геннадия вот-вот должна была рожать, и он каждый день звонил ей из нашего номера, а потом, расспросив про здоровье, шел в ресторан и пытался знакомиться там с русскими женщинами или с сахалярками. Мне он по секрету сказал, что иногда жалеет, что женился на своей, местной — она капризная, все-то ей не угодишь, и денег ей надо так много. А тут народ попроще да подобрее. Хороший народ. Но в последние дни ему что-то все не везло, и возвращался он в номер возле полуночи, пьяный и хмурый ложился спать, ругая «вечную мерзлоту» здешних женских сердец…
Был конец июля — последние «жилые» дни в далекой Якутии. Городок утопал в каком-то непривычном для меня сладковатом запахе, пьянящем, дурманящем, идущим откуда-то из тайги. Началось сезонное нашествие жуков-волосогрызок, значит, короткое лето заканчивалось и надо было готовиться к первым заморозкам. Вокруг города ходил одуревший с тоски медведь, и его вертолетом (стрелять их — не сезон!) отгоняли подальше от города, но он возвращался опять и пугал грибников. Геннадий-то скоро уедет, как только сбудет с рук последнего «волка». А мне еще жить и жить возле этой уводящей в инфернальные глубины кимберлитовой трубки-воронки — на дне которой огромные «камазы», если смотреть на них сверху, казались не больше Божьих коровок… А тут еще и студентка Таня заканчивала свою журналистскую практику в «Мирненском рабочем» и уезжала на материк… Было мне о чем подумать-погоревать в эти самые первые якутские дни.
Гедиминас был верующий, но на свой, западный лад. Это вера разбойников и коммерсантов. Верил он буквально так: «Если Бог может мне чем-то помочь, почему же в Него не верить?» — то есть вера его удивляла меня каким-то уж слишком западным прагматизмом. Был он католик. Но, может, так прагматично говорил он только со мной, журналистом местной газеты, ибо кто знает, что там у меня на уме. Еще он уверенно говорил, что Прибалтика скоро обретет независимость и выйдет из Союза. Я спорил, пока еще в это как-то не верилось. Но вскоре оказалось — он прав.
Однажды ночью, когда он с Артурасом опять ушел в ресторан на поиски местных девиц, из Литвы позвонили — чей-то женский голос на ломаном русском попросил, чтобы я разбудил Гедиминаса и передал ему трубку (с Литвой разница во времени была не меньше шести часов — и там еще был вечер). Я объяснил, что его сейчас нет, и повесил трубку. Подумал: что-то случилось, но перевернулся на другой бок и забыл обо всем. А Геннадия все не было. Утром он пришел довольный и малость хмельной, стал мне рассказывать, как им с Артуром наконец-то повезло этой ночью! Познакомились с местной учительницей и ее подругой и сразу пошли к ним… Судя по его кошачьи-лоснящемуся виду, он остался доволен ласками сахалярки-учительницы… Он этого не скрывал, напротив, подчеркивал. «Зря ты с нами не ходишь в ресторан!» — привычно заключил он и уже хотел ложиться спать после бурно проведенной ночи. Но тут я сказал, что ему ночью звонили из Литвы. Он несколько побледнел и сразу стал туда названивать. Потом на литовском языке долго и, как мне показалось, несколько растерянно говорил и оправдывался, но я, конечно, не понял ни слова. Зато впервые увидел, как он на свой католический лад нервно и «задом наперед» (так мне тогда показалось — сериалов-то бразильских в ту пору еще не было) крестится всей ладонью… Когда он наконец-то повесил трубку, сказал мне, что у него этой ночью родился сын Ольгердас — Олег… Первый ребенок у них умер при родах, и вот, Бог дал им второго…. Жена сначала не верила ему, что он был у Артураса и пил там с ним всю ночь, но потом поверила, ведь он побожился… Гедиминас весь сиял и лучился, а о том, как и с кем провел он эту такую важную для его семьи ночь, больше не было и помину. Скоро пришел Артурас, и мы устроили маленький пир.
Через несколько дней Геннадий уехал. А через несколько месяцев Литва покинула Советский Союз, и его сын Олег стал, может быть, одним из самых последних новорожденных граждан еще советской Литвы. Прошло уже почти двадцать лет с тех пор. Наверное, сейчас Ольгердас стал таким же красивым и сильным, как его отец. И служит сейчас он, может быть, в армии НАТО. А может, возит футболки и свитера с теми же самыми волками в страны Евросоюза, но уже изготовленными не кустарно, а на своей фабрике. А Геннадий с Артуром, постаревшие, но еще бодрые, иногда собираются где-нибудь в беседке возле винного погребка и вспоминают, вспоминают… Про скалящиеся свитера, про северное сияние, про малость раскосые глаза сахалярок, в которых отражается высокое северное небо и красные облака… И нет в их словах ни былого ожесточения, ни былой любви. Просто вспоминают свою молодость, которая у них так причудливо совпала с гибелью той Империи, в которой прошли их лучшие годы. Ведь ничего уже не вернуть. Ольгердас не знает ни слова по-русски. А когда отец говорит ему о далекой Якутии, он даже не очень верит, что отец когда-то смог туда добраться. Ведь это дальше от Вильнюса, чем даже Мадагаскар.

На снимке: кимберлитовая трубка "Мир" в Якутии.

Антон Жоголев
14.11.2008
838
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
2
2 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru